Птица щасья завтрашнего дня,
Прилетай-ка, крыльями звеня,
И выбирай меня! Выбирай меня,
Птица щасья завтрашнего дня!
Пошто смеёшься? Я завсегда день песней наставляю. На подвиги – вперёд! Где, думашь, подвиги? Дак в мои годы на своих ногах съесть да снесть - и есть подвиги! А песня, как говорится, строить и жить помогат, а может, и змеёй-тоской задушить. Особенно тех, кто сердцем слаб.
Жила у меня в соседях Катя-слёзка. Глаза у ей были, как две капли ровно, да всё лицо - будто только плакала. За то, верно, её муж и любил, жалел. Жили хорошо, дружно, ладно. И повадилась к ней подружка её Любка-коза. Она после школы-то в город усвистала, мужа богатого искать, да только ничё не обрела. И завидовала Кате чёрной завистью. Это когда у тебя есть, а я всё делаю, чтоб не было. Быват и бела зависть. Она вроде как восхищеньем зовётся. Это когда у тебя есть, а я учусь да делаю, чтоб и у меня было.
Любка эта с детства завидущая была. Родилась в Корыстницу-завистницу, а мать ее в Иудину неделю… Вот и погубили они Катю. Ну как –как… Уехал Катин муж за деньгой, в город робить. Любка и вовсе у Кати поселилась. Подпаивать девку начала да песни с ей жалостные петь. Всё про измену да про ушедшую любовь. Быват, выйду в огород, а оне за забором пьют, поют да слёзы-те и льют. Любка на свою судьбину жалуется да Кате и внушат, что-де забыл её муж любимый. Та как-то сорвалась да в город устропотала. А мужа-то и след простыл. Ей бы к людям пойти, чтоб увериться, а она, духом слабая, рукой-от и махнула. Бабы еть быстро спиваются, особенно ежели кому наливать да душу песнями тоскливыми изводить…
Катин муж вернулся-таки, да жену не узнал: высохла, пожелтела, словно та трава по осени. Он виниться – утешать: мол, дружок за границу сманил за лёгким и длинным рублём. Винился Катин муж, что-де писал да переговоры заказывал… Не было тогда энтих ваших телефонов, чтоб сразу всё и сказать, оповестить. А Катя только рукой отмахивается. Врёшь, мол, всё, ничё не получала, ничё не знаю. Горе свое лелеет, горькой заливает. А Любка посмеивается, видать, она те письма и прятала.
Просадил муж-от все заработанные деньги на Катино лечение, да ничё и не помогло. Та Любку от себя не отпускат да всё песни про смерть поёт. И где только такие находила: «…Будет дождик с утра моросить, и никто меня больше не вспомнит, а меня понесут хоронить…» Ну и снесли.
А Любка мигом её мужика охомутала. Девку от ево родила. Таку страшную! И откуда таку харю бес надул? В сравненье с Катиной дочкой - чистый чёрт против ангела! Ну, Любка и давай падчерицу со света сживать! Всё ставит тоскливые песни, пока та дома, а сама уходит куда. А радостные-то прятала, да только с дочкой своей и ставила-крутила, а падчерицу усылала. Ну, та и начала вроде горевать да про мать вспоминать. На могилу начала по несколько раз в день бегать. Тут я встряла, не утерпела. Всё баушке ее рассказала. Пробовала глаза-та раскрыть и соседу, дак мужик разве поверит? У него вся вера на другой голове-от смолоду. А вот бабка дочку Катину отстояла, увезла к себе, спасла от змеи-тоски. Она ведь ежели заползёт в душу-то, так и жалит, так и душит…
Ну, чё? Запевай, чё ли, веселее! Белый снег засыпал город, далеко залёг в степи. Выходи скорей кто молод, бабу снежную лепи! А лучше будет: свою баушку веди! Пойдем, на народ глянем…
Наталья ЛАЗАРЕВА
|