Ностальгия по прошлому бывает разной. У меня воспоминания о событиях 60-х вызывают грусть
Эту публикацию мы посвящаем всем молодым людям, которых манит и зовёт за собой тюремная романтика. Да, и на зоне, случается, люди остаются людьми. Но стоит ли рисковать? Нужны ли такие испытания, когда жизнь только начинается?
Своими воспоминаниями с читателями «Всё будет!» поделился известный артёмовский спортсмен Виктор Меркис.
Виктор МЕРКИС
Когда город казался большим
До восьми лет я жил на старой Бурсунке, в бараке. Рос без отца. Мать работала на ЕГРЭС посменно, со мной оставалась бабушка. В общем, вырос на улице, впрочем, как и многие в те далёкие годы.
Тогда город мне казался очень большим. И когда мы переехали туда жить, а было это в декабре, я сразу же встал на лыжи и пошёл осматривать окрестности.
В 1958 году пошёл в первый класс. Сразу же обзавёлся друзьями, с которыми дружу по сей день. С первого класса начал играть в футбол, занимался гимнастикой, акробатикой. Затем - баскетбол, с 5 класса - хоккей. Ростом я был маленький, но шустрый.
Помню, что в 10 классе я стоял на уроке физкультуры в строю третьим сзади, но в высоту прыгал почти в свой рост (1 м 49 см) - с первой попытки брал 1 м 45 см.
Окончив школу в 1967 году, сразу же поступил на машзавод, там играл в футбол и хоккей за этот коллектив. Не курил, не пил. После работы сразу на стадион - на тренировку. У нас была отличная команда. Мы были чемпионами города по футболу и хорошо играли в хоккей на областных соревнованиях.
Вместо армии
Осенью 1968 года меня должны были забрать в армию, но я угодил… на зону. Вечером после танцев мы решили отправиться на станцию к подругам. По пути один из наших захотел завязать драку с парнями, идущими впереди. И я сказал: «Так в чём же дело? Запросто». Драку не сразу, но всё же удалось завязать. Я сбил одного парня с ног, все наши налетели. Потом оказалось, что потерпевший – комсорг завода. На нас завели уголовное дело. Чтоб нам много не дали, я всё взял на себя, пошёл за «паровоза». В конце октября меня взяли под стражу. Через неделю увезли в Ирбитскую тюрьму.
Мне казалось, что в тюрьме сидят по два человека, но, когда после шмона меня запустили в камеру, я обалдел: народу было больше 50 человек. Ко мне сразу же подскочил какой-то парень. Я сжал кулаки, приготовился драться, но тот спросил: «Откуда, земляк?» Получив ответ, что из Артёмовского, сразу отвалил. Я прошёл дальше и увидел парня с Буланаша, которому на закрытии сезона, выйдя один на один, не забил гол. Парень сидел уже три месяца за то, что в Тавде, куда с командой ездил играть в футбол, порвал болоньевый плащ у какой-то женщины. Затем увидел ещё двух знакомых из города и двух из Покровского.
В середине ноября меня судили в Реже. У меня были хорошая характеристика и грамоты за первые места. Наверное, благодаря этому дали мне всего один год.
Затем был этап на Тавду. Мороз на улице - под 50 градусов, даже поезда опаздывали. Мы ждали на вокзале полтора часа. Всех заперли в большой отсек, а нас вдвоём - в одиночку. Мы оба замёрзли, как суслики, особенно мёрзли ноги. Я кое-как сумел снять ботинки и засунул ноги в шапку. Ноги согрелись. Но по-настоящему отогрелись мы только в «столыпине».
Первые уроки
Первую ночь на зоне мы провели в изоляторе, там было очень холодно, сыро и мало кислорода, даже спичка сразу тухла. Можно представить себе, как сиделось здесь штрафникам, отказникам от работы.
Утром нас экипировали уже по-зековски и выпустили в зону. Я удивился, когда увидел, что меня опять встречают земляки: двое из моего класса, а также парень, с которым мы играли в хоккей ещё в детской команде. И они тоже были удивлены, что я, такой заядлый спортсмен и хороший ученик, вдруг оказался здесь. Они и ввели меня в курс дела, рассказали, как вести себя на зоне.
Уроки мне сразу же пригодились. В обед мы пошли в столовую, где давали кислые щи и перловую кашу. Я быстро управился с едой, но остался голодным. Смотрю, к «амбразуре» подходят за добавкой. Дай, думаю, тоже схожу. Взял шлюмку, а один москвич сказал мне вслед: «Кишка». Когда мне налили в миску щи, я вернулся к столу и на глазах у всего отряда надел миску на голову москвичу. Он потерял дар речи, а я спокойно повернулся и вышел из столовой. Думал, будут разборки, но ничего подобного не произошло, москвичей здесь не уважали, а артёмовцы были в авторитете.
Работа на «ударной стройке»
Наша бригада работала на очистных фанерного комбината. Меня назначили истопником. Нужно было заготавливать дрова, колоть их, спускать в чан, который штукатурили. Печку топили круглосуточно: днём - я, а ночью - вольные. Зима пролетела быстро, но весна была холодной, тепла долго не могли дождаться. В воскресенье ходил в библиотеку и переписывал из газет результаты матчей чемпионата СССР по футболу и чемпионата мира по хоккею в свою тетрадь. В библиотеке брал книги и много читал, за что меня прозвали «студентом».
Праздник наступал, когда были дни отоварки. Отоваривались мы на 7 рублей в месяц. Можно было взять и белого хлеба, и маргарина, и конфет, чтобы хоть дня три почувствовать себя человеком.
Весной мы уже заканчивали стройку очистных, все штукатурили, белили, готовя к сдаче. А в газете «На смену!» писали, что в Тавде заканчивается «ударная комсомольская стройка» очистных. Ну, думаю, и врут: где у нас тут комсомольцы? Но когда мы всё сдали под ключ, комсомольцы в белых халатах и в самом деле появились - на всё готовое. Вот так строились некоторые ударные стройки - руками зеков.
Адский труд
В конце мая нашу зону ликвидировали, раскидав по всему «Востоклагу».
Нас погрузили на баржу, как скот, и повезли вниз по реке Тавде - на север. В трюме все лежали вповалку прямо на досках, а посередине стояла параша. Было душно, запах отвратительный, хотя решётка не закрыта. Вот так нас и везли, как сельдь в бочке, почти сутки.
Когда нас загнали в зону, был уже вечер, и нас чуть не сожрали комары. Они там, как тараканы, большие и рыжие. Я очень удивился, опять увидев своих земляков, которых знал по свободе. Это были парни из «Болгарии» (Паршинки) и ещё один из Мироново.
С понедельника началась адская работа. Наша бригада строила узкоколейку для лесоповала. Лето было очень жарким. Тяжелее всего было заготавливать шпалы. Нужно было выбрать дерево, очистить его от сучьев, клиньями расколоть на две половины, ошкурить, а затем в жару под сорок, когда мошка лезет в глаза, а под ногами болото, вытаскивать из тайги, складывать в штабеля. Норма - 25 шпал. После такой работы бригада получала двойной паёк, на следующий день повар варил два ведра супа и каши. Самое плохое было, когда вечером за нами не приходил мотовоз и целую ночь мы кемарили у костра вместе с охранниками. В тайгу идти за дровами страшно: темень - хоть глаза выколи. А вдруг медведь? Утром приходил мотовоз, увозил нас в зону. Поели, поспали два часа - и снова на работу. Очень тяжело было и разносить рельсы весом 155 килограммов. У некоторых все плечи были содраны до кости, но всё равно работали.
Доступные развлечения
На зоне по вечерам мы играли в футбол под интерес – на чай и курево. Наша бригада всегда играла с командой лесоповала. Я был главным забивающим, и меня частенько били по ногам. Потом я приноровился с ходу бить по воротам. Сам при этом подпрыгивал, а соперник падал и оставался ни с чем. Когда меня сбивали с ног, то наши болельщики сразу бросались на обидчика. Славка из Москвы был моим ярым болельщиком и говорил, что устроит меня в «Локомотив», есть у него там знакомые. И действительно, когда освободился, оставил адрес, сказал, чтобы я приезжал.
Мои земляки работали на пекарне и иногда угощали меня горячим хлебом. Так что голодать не приходилось. Я за лето заметно вырос, сразу на 20 с лишним сантиметров.
Ещё хочу рассказать, как мы смотрели фильмы на зоне, прямо на свежем воздухе. Если фильм был хороший, смотрели даже в дождь, накрывшись одеялами. «Кавказскую пленницу» заставляли киномеханика несколько раз откручивать назад, туда, где показывали Варлей в купальнике. Уши вяли, слушая, что при этом вопили зрители.
Вот так пролетело время «лесной командировки», и приблизился срок освобождения.
|